Как «Роснефтегаз» помогает частному фонду UCP заработать спекуляциями на государстве
С осени 2015 года по разным каналам идет атака на государственную трубопроводную монополию «Транснефть». Главная роль в этой истории принадлежит Илье Щербовичу, главе фонда UCP, который напрямую, а также через аффилированные фирмы требует от госмонополии раскрыть конфиденциальную информацию по всем сделкам за несколько лет. Щербович требует также увеличить дивиденды по привилегированным акциям, перевести их акции в голосующие, чтобы неизвестные владельцы префов могли провести своих представителей в Совет директоров. Первый вице-президент компании «Транснефть» Максим Гришанин прокомментировал нашумевшую историю со спекуляциями Ильи Щербовича газете «Коммерсант».
— Сейчас обсуждается выплата «Транснефтью» промежуточных дивидендов на 59 млрд руб. Как это отразится на инвестпрограмме?
Когда было принято решение о заморозке тарифов в 2014 году, мы сдвинули ряд объектов на год. Сейчас мы тоже рассматриваем вопрос о переносе вправо, на более поздние сроки программы капвложений в части техперевооружения, капремонта и в части объектов инвестпрограммы, которые не тронули в прошлом году. Естественно, мы не оспариваем решения собственника, но, пока оно не принято, идет дискуссия. Мы понимаем напряженную ситуацию с бюджетом, но нужен какой-то компромисс между сиюминутными задачами и определенной разумностью. Из знаковых объектов, которые не должны сокращаться в наших расчетах, у нас осталось расширение ВСТО. До 2020 года мы этот проект завершим и не будем сокращать инвестиции в него.
— Если я правильно понимаю, то 59 млрд руб. – это та сумма дивидендов, которую вы условно не доплатили за прошлый год по апрельскому распоряжению правительства. То есть с вас могут попросить еще полный объем дивидендов за 2016 год? Сколько может получиться?
— Не знаю. Это не нам решать. А вдруг у нас чистая прибыль будет ниже того, что от нас просят? Надо будет просить, чтобы вернули? Важно вот что: если каждый год менять дивидендную политику, то планировать программу долгосрочных инвестиций крайне затруднительно. Это с учетом того, что объекты инфраструктуры окупаются за десять и более лет.
— Может ли повлиять на сроки ввода того же ВСТО ваш конфликт с миноритариями из группы UCP, которых по сути поддерживает «Роснефть». Миноритарии требуют уравнять дивиденды на привилегированную и обыкновенную акцию…
— У нас нет никакого конфликта с «Роснефтью». Это крупнейшая в стране нефтедобывающая компания, мы естественная монополия трубопроводного транспорта. Мы не делим рынки, поэтому конфликта нет. Это все надуманная история. Мы регулярно встречаемся с руководством «Роснефти», решаем все наши вопросы, мы им помогаем там, где можем. У нас есть рабочие моменты, но они носят технический характер.
— Вы понимаете, зачем «Роснефтегаз», который владеет контрольным пакетом «Роснефти» купил 5 привилегированных акций «Транснефти» и требует от вас большой объем конфиденциальных документов?
— Если государству нужны от нас какие-то документы, то мы предоставляем их через Росимущество, ревизионную комиссию и Минэнерго. Как там появился «Роснефтегаз», я не знаю. Наверное, случайно. Ну, купили бы они серьезный пакет, у нас есть некий держатель серьезного пакета «Транснефти» (UCP владеет 71% привилегированных акций. – Ъ). Говорят, он мечтает его продать.
— А вы не думали выкупить этот пакет?
— «Транснефть» должна выкупить пакет?
— Или государство.
— Государство — пожалуйста. Но давайте посмотрим на рост акций крупнейших компаний нефтегазового сектора. С 2011 года стоимость акций «Газпрома» практически не изменилась, «Сургутнефтегаз» вырос на 100%, ЛУКОЙЛ – на 50%, «Роснефть»-на 20%, а «Транснефть» — почему-то на 350% в рублях и на 100% в долларах за пять лет. И это когда другие дешевели, если считать в тех же долларах. То есть (привилегированная. — Ъ) акция «Транснефти» ведет себя как долларовая облигация с доходностью в 100% за пять лет. Вам не кажется это странным?
— Вселенский заговор, не иначе.
— И начиная с осени 2014 года стоимость наших акций каким-то чудесным образом коррелируется с курсом доллара к рублю. Мы задавали этот вопрос ЦБ. Говорили, что какая-то странная история, объем торгов маленький, какие-то компании друг другу по несколько акций в день продают и нагоняют курс. Может, там манипулирование есть? Нам ответили, что не могут установить конечных бенефициаров. Хотя некоторые из этих компаний зарегистрированы в юрисдикциях, с которыми есть соглашение об обмене информацией, в частности, на Кипре. А наряду с этим у нас происходит концентрация акций в руках одной группы акционеров.
Как вы себе после этого представляете выкуп? Пакет, аккумулированный миноритариями, стоит существенную сумму. И, с одной стороны, мы видим напряженную ситуацию в бюджете, говорим про 60 млрд руб. дополнительных дивидендов и вдруг выкупаем акции «Транснефти» по искусственно завышенной цене? К тому же, за что мы должны заплатить? За актив, который впоследствии будет работать и принесет нам прибыль? Нет. А зачем нам собственные акции? Это первое. И второе: мы должны будем заплатить фактически в иностранную юрисдикцию инвесторам фонда. Нам зададут логичный вопрос: если у нас есть лишние несколько сотен миллиардов рублей, почему они платятся не в бюджет, а отправляются за собственные акции в иностранные оффшорные компании?
Вот «Роснефтегаз» как холдинговая компания мог бы купить не пять акций, а миллион. Тогда бы не только 100% голосующих акций было в руках государства, но и большинство привилегированных. И это было бы хорошо. Но не мне это оценивать.
— Есть понимание, зачем UCP наращивает пакет префов?
— Чтобы денег заработать.
